Формирование образа врага в средствах массовой информации. Образ врага в истории массовой информации

Актуальность исследования определяется попыткой выявления роли конструирования образа внешнего врага в функционировании общего социального механизма трансформации российского общества в контексте, с одной стороны, исторического советского опыта, а с другой - нынешнего процесса изменения социальной природы российского общества, который с неизбежностью сопровождается глубокой аномией, увеличением стихийных факторов развития. Речь идет о том, как конструирование образа внешнего врага влияет на социетальное преобразование, т.е. на изменение социальной природы больших групп людей. Естественно, что эти изменения могут быть чреваты ослаблением и распадом социальных общностей, разложением старых общественных институтов. Вместе с тем, общество как наиболее высокий уровень социальной системы для поддержания свой жизнеспособности требует, согласно теории Т. Парсонса1, сохранения целостности, внутренней интегрированности социальных элементов.

Исторический опыт нашей страны свидетельствует, что одним из значимых механизмов формирования и поддержания интегрированности и социетальной идентичности общества (равно как и его многих социальных групп) является конструирование образа внешнего врага. По отношению к образу внешнего врага, обычно выступающего как «Они-группа», общество способно сплотиться и укрепить свою идентичность в виде целостной «Мы-группы». Подобный механизм формирования социальной интеграции, приводивший к сплочению разнородные социальные группы, классы, общественные движения и солидарности, оказывался действенным на протяжении всей истории человечества, истории СССР и сохраняет актуальность в наши дни. Важно сразу заметить, что образ внешнего врага зачастую является симулякром: он не всегда совпадает с реальным врагом и,

1 Парсонс Т. О социальных системах. - М.: Академический проект, 2002. как правило, конструируется значимыми другими (авторитетными, харизматическими лидерами, идеологическими и религиозными ценностными установками и т.д.) и поддерживается «хором» . Так, политическая элита и СМИ стран Запада, преследуя цель сплочения гражданского общества перед угрозой международного терроризма, целенаправленно формируют образы «врагов демократии», «международного терроризма», «оси зла», «прибежища террористов» и т.п. Национальное «Сверх-Я», если в нем доминирует нарциссизм, также способно вызывать враждебность, страхи, культивировать образы врага. Эти тенденции затрагивают и современное российское общество. Столкнувшись с нестабильностью, деструктивностыо, неопределенностью своего будущего, неадаптивностыо к рискам, отдельные социальные группы сегодня осознанно и неосознанно конструируют образы внешнего врага, «чужаков», по отношению к которым укрепляют свою идентичность, формируют риск-солидарности3. Все этой делает обращение к механизмам и способам конструирования образа внешнего врага, к которым прибегают различные политические силы России, особенно актуальным.

Кроме того, сегодня можно наблюдать заимствование образов врага из эпохи «холодной войны» и в широком глобальном контексте, что влияет и на характер общественной жизни России. В политических целях создаются и насаждаются симулякры внешнего врага (к ним можно отнести, например, усилия США по созданию образа врага перед началом войны НАТО против Сербии, а также перед началом вторжения в Ирак, действия некоторых российских политиков по формированию образа «враждебных» Они-групп). В связи с этим актуальным становится исследование общезначимых способов формирования образа внешнего врага, которые до сих пор недостаточно исследовались социологами.

2 См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. - М.: Издательство «Медум», 1995.

3 См.: Яницкии О.Н. Риск-солидарности: российская версия // Inter, 2004, № 2-3.

Для этих целей нами использовался метод изучения случая (case study) -проделан анализ формирования образа врага в СМК и официальных документах начала «холодной войны» (1946-1953 гг.). Это позволило, с одной стороны, рассмотреть общезначимые условия возникновения и механизмы создания такого образа на конкретном историческом примере, а с другой стороны, определить изначальные характеристики именно того образа, который продолжает влиять на современное общественное сознание и, тем самым, на социально-политические процессы. Выбор этого периода обусловлен тем, что после победы в Великой Отечественной войне общество оказалось, с одной стороны, перед лицом радикального изменения внешнеполитической ситуации, в том числе и отношений с прежними союзниками, с другой стороны, политическая верхушка испытывала потребность в укреплении единства и управляемости общества. Для достижения этих целей был осуществлен ряд политико-идеологических мер, в том числе предприняты усилия по конструированию нового образа внешнего врага.

В то же время актуально раскрыть амбивалентность образа внешнего врага: функциональный для укрепления внутренней интеграции и социетальной идентичности традиционного общества, он оказывается дисфункциональным для современного открытого общества, ставящего гуманистические цели реализации индивидуальных прав и свобод, толерантного отношения к культурному многообразию.

Основная гипотеза исследования состоит в том, что конструирование образа внешнего врага осуществляется через формирование враждебных представлений об Они-группах и исходящих от них угрозах.

Дополнительные гипотезы:

1. Враждебные представления об Они-группах необходимы для формирования внутригрупповой идентификации Мы-группы, поэтому они являются неотъемлемой частью национального Сверх-Я, проявляются в культурном нарциссизме, но в принципе их формирование поддается управлению.

2. Чтобы любая Они-группа стала восприниматься как враг, её образ дополняется представлениями об исходящей от неё угрозе, направленной на Мы-группу. Такие представления позволяют сохранить социетальную устойчивость общества.

Степень научной разработанности темы

Исследования, использованные в ходе работы над диссертацией, можно разбить на две большие группы. С одной стороны, это теоретические работы, в которых специально рассматривается проблематика формирования образа врага. С другой - это исследования, относящиеся к изучаемому в работе случаю и рассматривающие различные аспекты советской идеологии и общественного сознания начального периода «холодной войны».

Теоретические исследования методов формирования образа врага берут начало в работах по изучению пропаганды, осуществленных как западными (У. Липпман, П. Лайнбарджер, Г.С. Джоуэтт, В. О"Доннел, Ж. Эллюль4), так и отечественными авторами (В. Артемов, Л. Войтасик, В. Терин, О. Феофанов5).

Исследования роли средств массовой коммуникации в формировании и тиражировании образов, в том числе образа врага (работы М. Маклюэна, П. Гессе, Дж. Мака, Дж. Гербнера, Дж. Дауэра6 и др.) показывают, как представления о внешнем мире, недоступном непосредственному опыту

4 См.: Lippmann W. Stereotypes // Language in Uniform. A reader on Propaganda / Ed. N.A. Ford. New York, 1967; Лайнбарджер П. Психологическая война. - М., 1962; Джоуэтт Г.С., О"Доннел В. Пропаганда и внушение. - M., 1988; Ellul J. Propagandes. - P., 1962.

5 См.: Артемов В.Л. По тылам психологической войны. - М., 1973; Войтасик Л. Психология политической пропаганды. - М., 1981; Терин В.П. Массовая коммуникация: социо-культурные аспекты политического воздействия: Исследование опыта Запада- М., 1999; Феофанов О.А. Агрессия лжи. - М., 1987.

6 См.: McLuhan М. Myth and Mass Media // Daedalus, 1959, Vol. 88, No. 2; Hesse P., Mack J. The World is a Dangerous Place: Images of the Enemy on Children"s Television // The Psychology of War and Peace. - New York, 1991; Gerbner G. The Image of Russians in American Media and the "New Epoch"// Beyond the Cold War. Soviet and American Media Images. Newbury Park, 1991; Dower J.W. War Without Mercy: Race and Power in the Pacific War.-New York, 1986. аудитории, поступая в ее сознание через СМК, делают процесс конструирования представлений в значительной мере управляемым.

В работах по проблематике принятия внешнеполитических решений (К. Боулдинг, Р. Коттам, М. Коттам, Р. Херрманн,7) рассматриваются содержательные характеристики образа врага, справедливо причисляемого к важнейшим детерминантам внешней и внутренней политики. Изучение образа врага как социально-политического феномена в целом более характерно для западных исследователей (С. Кин, С. Вунш, Б. Макнейр, о

Р. Рибер, Р. Келли). Особый интерес представляют исследования образа врага на материалах антисоветской пропаганды в США в изучаемый период (Р. Робин, Д. Кот9 и др.).

В отечественной литературе можно выделить несколько подходов к пониманию образа врага. Сложилась традиция рассмотрения представлений о враге как элементе архаической картины мира в рамках дихотомии «мы-они»10. Для ряда исследователей характерен функциональный подход, в рамках которого формы использования образа врага рассматриваются как способы осуществления политической власти (С. Чугров, И. Морозов11), а также изучается его роль в формировании социальной идентичности

7 См.: Boulding, К. The Image- Ann Arbor, 1956; Cottam R. Foreign Policy Motivation: A General Theory and a Case Study. - Pittsburgh, 1977; Herrmann R., Fischerkeller M. P. Beyond the Enemy Image and Spiral Model: Cognitive-Strategic Research After the Cold War // International Organization. №49, 1995; Cottam M. Foreign Policy Decision Making. - Boulder, 1986.

8Cm.: Keen S. Faces of the Enemy // Culture, Communication, and Conflict. - Massachusetts, 1998; Wunsch S. Image Research and the Enemy Image: The Soviet Union in Finnish Newspapers during the Winter War (November 30, 1939 - March 13, 1940) // Looking at the Other - Historical Study of Images in Theory and Practice / Ed. by K. Alenius, O.K.Falt and S.Jalagin. Oulu, 2002; McNair B. Images of the Enemy. - New York, 1988; Rieber R.W., Kelly R.J. Substance and Shadow: Images of the Enemy if The Psychology of War and Peace. - New York, 1991.

9 См.: Robin R. The Making of the Cold War Enemy. - Princeton, 2001; Caute D. The Great Fear. The Anti-Communist Purge under Truman and Eisenhower. - New York, 1978;

10 Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М, 1979; Евгеньева T.B. Архаическая мифология в современной политической культуре // Полития. 1998. №1 (11). С.33-47; Ионов И.Н. Мифы в политической истории России И Полития. 1998. №1 (11).С. 5-32.

11 См.: Чугров С. Идеологемы и внешнеполитическое сознание // МЭиМО. 1993. №2; Морозов И.Л. Формирование в народном сознании «образа врага» как способ политической мобилизации в России // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании: Материалы Международной научной конференции. - СПб., 2001. л

JI. Гудков) и намеренный характер его создания (В. Авченко, Г. Грачев, И. Мельник13).

Необходимость привлечения междисциплинарного исследовательского инструментария для решения поставленных задач обусловила обращение автора диссертации к работам отечественных исследователей по социальной и политической психологии (Г.М. Андреева, Г.Г. Дилигентский, Л.П. Назаретян, Е.Б. Шестопал, В.А. Ядов, Ю.А. Шерковин, B.C. Агеев14 и др.), для которых характерна традиция рассмотрения представлений о враге с точки зрения его роли в процессе социальной идентификации индивида. С этим подходом перекликается работы конфликтологов, исследующих образ врага в рамках проблематики группового сознания (А. Мельвиль, А. Здравомыслов15). Его формирование связывается с появлением представления о «другой» группе, вызывающем генетически запрограммированные страх и недоверие.

Исследования образа «другого», представленные в отечественной социологической литературе более широко, чем проблематика образа врага, позволили автору сосредоточиться на формировании структурных характеристик образа врага в связи с использованием тех или иных методов культивирования враждебного отношения к «чужой» группе. Диссертант привлекает также работы по этносоциологии и этнопсихологии, где негативное отношение к «чужой» группе исследуется в рамках проблематики этноцентризма (Л.М. Дробижева, А.Г. Здравомыслов, В.А. Тишков, Т.Г. Стефаненко, М. О. Мнацаканян, В.Ф. Петренко, О.В. Митина, С. Минц,

12 См.: Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002 годов. - М., 2004.

13 См.: Авченко В. Теория и практика политических манипуляций в современной России // http://www.psvfactor.bv.ru/lvbr5.htm: Грачев Г., Мельник И. Манипулирование личностью: Организация, способы и технологии информационно-психологического воздействия / РАН. Ин-т философии. - М., 1999.

14 См.: Назаретян Л.П. Психология стихийного массового поведения. Лекции. - М., 2001; Андреева Г.М. Психология социального познания. - М., 1997; Дилигентской Г.Г. Социально-политическая психология. -М., 1994; Агеев B.C. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. - М., 1990; Психология восприятия власти / Под ред. Е.Б. Шестопал. - М., 2002; Ядов В.А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентичности личности.// Мир России, 1995, № 3-4; Шерковин Ю.А. Психологические проблемы массовых информационных процессов. - М., 1973.

15 См.: Мельвиль АЛО. «Образ врага» и гуманизация международных отношений / Век XX и мир. 1987, N 9; Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. - М., 1997.

Г.У. Кцоева16), а образ врага описывается через понятие этнического стереотипа17, с помощью которого происходит противопоставление своей и чужой группы, необходимое для понимания себя как некого этнического целого. Так, А. Здравомыслов полагает, что механизм выработки этнической идентичности осуществлялся следующим образом: «в национальном самосознании «мы» соотносится с «они», и лишь через это соотношение

1 Я национальная самоидентификация приобретает определённый смысл».

Эти исследования перекликаются, в свою очередь, с рядом исторических исследований, где показывается значение противопоставления «свой -чужой» на различных этапах развития российского общественного сознания (A.C. Ахиезер, А.И. Уткин, В. Ачкасов, С. Лурье, A.B. Квакин, A.M. Маркевич, JI.E. Морозова, C.B. Оболенская19). Значимыми для темы диссертации оказались и культурологические исследования, рассматривающие негативистские характеристики «чужого» как часть

16 См.: Дробижева Л.М. Этническое самосознание русских в современных условиях: идеология и практика // Советская этнография. 1991. №1; Стефаненко Т.Г. Социальные стереотипы и межэтнические отношения // Общение и оптимизация совместной деятельности. - М., 1987; Мнацаканян М.О. Интегрализм и национальная общность: Новая этносоциологическая теория. - М.: Издательство «Анкил», 2001. - 302 е.; Здравомыслов А.Г. Этнополитические процессы и динамика национального самосознания россиян // Социологические исследования. 1996. №12; Тишков В.А. О нации и национализме // Этнос и политика. -М.: 2000; Кцоева Г.У. Опыт эмпирического исследования этнических стереотипов // Психологический журнал, 1986. №2; Минц С. Этнические маркеры социокультурных противоречий как средства примитивизации оппозиции «свои» и «чужие» // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании: Материалы науч. конф., 24-25 мая 2001 г. - СПб., 2001; Петренко В.Ф., Митина О.В., Бердников К.В., Кравцова А.Р., Осипова B.C. Психосемантический анализ этнических стереотипов: лики толерантности и нетерпимости. - М., 2000.

17 Петренко В.Ф., Митина О.В., Бердников К.В., Кравцова А.Р., Осипова B.C. Психосемантический анализ этнических стереотипов: лики толерантности и нетерпимости. М., 2000; Стефаненко Т.Г. Социальные стереотипы и межэтнические отношения // Общение и оптимизация совместной деятельности. М., 1987. С.242-250.

18Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1997. С.117.

19 См.: Ачкасов В. Запад как «значимый другой» России // http://www.peter-club.spb.ru/point/achkasov.htrnl: Ахиезер A.C. Критика исторического опыта России. - М., 1997; Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. - СПб., 2002; Лурье С. Метаморфозы традиционного сознания. - СПб., 1997; Россия и Запад: Взаимодействие культур: Материалы «круглого стола» II Вопросы философии. - М., 1992. N 6; Россия и Запад: Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX века / Отв. ред. A.B. Голубев. М., 1998; Уткин А.И. Россия и Запад: проблемы взаимного восприятия и перспективы строительства отношений - М., 1995; Квакин A.B. Архетип, ментальность и оппозиция «свой» - «чужой» в контексте истории // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании: Материалы науч. конф., 24-25 мая 2001 г. / Под ред. С.П. Полтарака. СПб., 2001; Маркевич A.M. «Мы» и «они» в представлении солдат в 1917 г. (на основе солдатских писем в центральные Советы) // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании: Материалы науч. конф., 24-25 мая 2001 г. - СПб., 2001; Морозова Л. Е. Образ «чужого» в представлении людей Смутного времени начала XVII в. // Россия и внешний мир: Диалог культур. Сб. статей. - М., 1997; Оболенская C.B. Германия и немцы глазами русских: (XIX век) / РАН. Ин-т всеобщей истории. - М., 2000. представлений о мире, разделяемым общностью (Ю. Лотман, Э. Левинас и ДР-).

Исследования, посвященные периоду, рассматриваемому в рамках case study, используют ставшие недавно доступными обширные архивные материалы, раскрывают особенности формирования образа врага образца «холодной войны». В общем плане эта проблематика послевоенных советско-американских отношений проанализирована в работах А. Чубарьяна, В. Батюка, Д. Евстафьева, В. Зубка, К. Плешакова,

М. Наринского и др.). Исходные доктринальные положения формирования образа внешнего врага и его довоенные характеристики подробно рассмотрены в исследованиях Л.Н. Нежинского и H.A. Челышева,

A. Голубева, В.А. Невежина. Работы А. Фатеева, ЕЛО. Зубковой,

B. Лельчука и Е. Пивовара, Д. Наджафова, А. Данилова, А. Пыжикова раскрывают роль политического руководства в формировании идеологической картины мира, основанной на использовании образа врага. Образ врага представлен в этих работах как результат целенаправленной деятельности политической элиты, что подтверждается привлеченными авторами многочисленными архивными материалами.

20 См.: Левинас Э. Время и другой. Гуманизм другого человека. - СПб., 1999; Лотман Ю. М. Культура и взрыв. - М., 1992; Лучицкая С.И. Образ другого: проблематика исследования // Восток - Запад: проблемы взаимодействия и трансляции культур: Сборник научных трудов. Саратов, 2001; Лишаев С.А. Эстетика Другого. Самара, 2000; Румянцев O.K. Тайна Другого // Культурология: от пошлого к будущему. М., 2002. С.138-143.

21 См.: Чубарьян А.О. Новая история ««холодной войны»» // НиНИ, 1996. №1; Батюк В.И. Истоки «холодной войны»: Советско-американские отношения в 1945-1950 гг. - М., 1992; Батюк В., Евстафьев Д. Первые заморозки. Советско-американские отношения в 1945-1950 гг. - М., 1995; Наринский М.М. Нарастание конфронтации: план Маршалла, Берлинский кризис // Советское общество: Возникновение, развитие, исторический финал.- М., 1997; Zubok V., Pleshakov С. Inside the Kremlin"s Cold War: From Stalin to Khrushchev. Cambridge, - London. 1996.

22 Нежинский Л.Н., Челышев H.A. О доктринальных основах советской внешней политики в годы «холодной войны» // Отечественная история. 1995. №1; Голубев A.B. Запад глазами советского общества (Основные тенденции формирования внешнеполитических стереотипов в 30-х гг.) // Отечественная история. 1996. №1. С. 104-120; Невежин В.А. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939-1941 гг.- М., 1997.

23 Фатеев А. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. - М., 2000; Лельчук В., Пивовар Е. Менталитет советского общества и «холодная война» (к постановке проблемы) // Отечественная история. 1996. № 6; Наджафов Д. Антиамериканские пропагандистские пристрастия сталинского руководства Сталинское десятилетне «холодной войны». - М., 1999; Зубкова Е. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. - М., 2000; Данилов A.A., Пыжиков A.B. Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы. - М., 2001. и

Целью диссертационного исследования является исследование формирования образа врага и составляющих его элементов, а также механизмов его внедрения на материалах послевоенной советской пропаганды.

Для достижения поставленной цели был выделен ряд взаимосвязанных задач:

Исследование значения образа врага для конструирования социальных общностей и формирования их идентичностей;

Выявление социальных и социально-психологических особенностей формирования образа врага в индивидуальном, групповом и общественном сознании;

Разработка методики анализа идеологического текста, направленного на формирование образа врага;

Выявление характеристик образа внешнего врага как элемента разделяемой группой картины мира;

Выделение особенностей построения образа внешнего врага в идеологически ориентированных текстах (case study периода 19461953 гг.);

Анализ влияния образа внешнего врага на сознание современного российского общества.

Объектом исследования в этой связи являются методы конструирования образа внешнего врага в советской печати и официальных документах 19461953 гг.

Предметом анализа являются социальные и социально-психологические механизмы создания, распространения и укоренения образа внешнего врага посредством инициированного политико-идеологической элитой дискурса.

Методом исследования является анализ политико-идеологического дискурса - изучение случая (case study), в качестве которого был выбран образ внешнего врага в СМИ и официальных документах начала «холодной войны» (1946-1953 гг.), осуществленный с помощью теоретико-методологического инструментария современной социологии.

Методом анализа эмпирических источников исследования явился качественный подход, разработанный в рамках Чикагской школы (Ф. Знанецкий, У. Томас24) и активно используемый для выявления качественных характеристик исследуемого объекта. Выбор данного метода был обусловлен влиянием работ В.А. Ядова, В. Якубовича, В.В. Семеновой и других социологов.

Методологическую основу диссертационного исследования составляет ряд теоретико-методологических принципов, сформулированных в различных социологических парадигмах:

Принцип ценностной нейтральности социологической науки и социологических исследований, восходящий к работам Э. Дюркгейма26, М. Вебера и других классиков социологии, определяет ценностно нейтральный подход к анализу политического дискурса.

Классические методологии, в первую очередь структурно-функциональный анализ социальных систем, основы которого заложены в работах Т. Парсонса, Г. Алмонда, Д. Истона, позволяют анализировать образ врага как системно-упорядоченный ответ на вызовы со стороны динамично меняющейся окружающей среды. Разработанная Р. Мертоном

24 Znaniecki F. The Method of Sociology. New York, 1934.

25 Ядов B.A. Стратегия социологического исследования. Описание, объяснение, понимание социальной реальности. - М.: Добросвет, 1998; Он же. Стратегия и методы качественного анализа данных // Социология 4М. - Т.1. - №1. - С. 14-31; Семенова В.В. Качественные методы: введение в гуманистическую социологию. - М.: Добросвет, 1998; Якубович В. Качественные методы или качество результатов? // Социология 4М. 1995. № 5-6. С.16-27; Клюшкина О. Построение теории на основе качественных данных // Социс. - 2000. № 10. С.92-101.

26 Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. - М.: Канон, 1995.

27 Вебер M. Основные социологические понятия // Избранные произведения. - М.: Просвещение, 1990. С. 602-643.

2S Парсонс Т. О социальных системах. - М.: Академический проект, 2002; Almond G. The Civic Culture. -Princeton (N.Y.): Princeton University Press, 1963; Easton D. System Analysis of Political Life. - N.Y.: Wiley, 1965.

29 Мертон P. Явные и латентные функции // Американская социологическая мысль. Тексты. - М.: МГУ, 1994. концепция явных и латентных функций дала возможность исследовать амбивалентность образа врага, проявления его функциональности и дисфункциональности. Структурно-функциональная теория социального конфликта Л. Козера дает возможность исследовать влияние межгрупповых противостояний, в том числе и конструирования образа внешнего врага.

Неклассическая методология интерпретивных социологических парадигм, в первую очередь феноменологии А. Шютца и социологии знания П. Бергера и Т. Лукмана32, позволила исследовать механизмы конструирования реальности на уровне интерсубъективного мира социальной группы, влияние особенностей знаний на противостояние Они-группа - Мы-группа. Теории, примыкающие к символическому интеракционизму, дают теоретико-методологические основания для анализа языка как символической системы (Э. Сапир, Б. Уорф и др.) и позволяют исследовать характер дискурса вокруг образа врага. Социология коммуникаций (Ю. Хабермас, М. Маклюэн34 и др.) дает методологическую базу для анализа особенностей влияния СМИ на распространение образов и значений в современных обществах.

Постнеклассические методологии, развивающиеся в социологических теориях постмодерна, дают возможность исследовать особую роль знаков и символов в современном обществе, их роль в определении социальной

Ч С идентичности и групповой принадлежности (Ж. Бодрийяр), специфику взаимоотношений между знаками и обозначаемым, образование симулякров

30 Козер Л. Функции социального конфликта. М., 1993.

31 Шютц А. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии. - М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2003; Шюц А. Структура повседневного мышления // Социс. №2, 1988. С. 129-137.

32 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. - М.: Медиум, 1995.

33 Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку // Зарубежная лингвистика. Вып.1. М., 1999. С. 58-92.

34 Habermas J. Moral Consciousness and Communication Action. - Cambridge, 1990; McLuhan M. Understanding Media: The Extensions of Man. - London., 1964.

35 Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. - Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2000. и процессы социального конструирования и деконструкции (Ф. де Соссюр, Ж. Деррида, Р. Барт36 и др.).

Кроме того, использовалась методология изучения группового сознания, разработанная в рамках теории социальной идентичности (Г. Тэшфел, Дж. Тернер). Для настоящего исследования представляются важными положения данной теории, согласно которым, во-первых, групповая принадлежность является продуктом соответствующих представлений, и во-вторых, в процессе формирования представлений об окружающем мире индивид неизбежно противопоставляет свою общность какой-то другой. Так появляются термины «Мы-группа» (^гоир) и «Они-группа» (ог^гоир), обозначающие, соответственно, группу, с которой субъект себя идентифицирует, и группу, на основе противопоставления которой формируется представление о собственной группе.

Для решения отдельных исследовательских задач были привлечены ло теория социальных представлений С. Московичи, позволяющая объединить представления о конструируемой социальной реальности как форме существования социальных групп и анализ формирования образов в человеческой психике, а также концепция «авторитарного слова» М. Бахтина39, семиотические методологии

Т. Ван Дейк40), теория метафоры

36 Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике. - М., 1990; Деррида Ж. Страсти // Socio-Logos"96. - M., 1996; Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989.

37 Tajfel H. Social Identity and Intergroup Relations. Cambridge: Cambridge University Press. 1982; Tajfel H., Turner J. The social identity theory of intergroup behavior//The psychology of intergroup relations. Chicago, 1986. P. 7-24; Hogg M., Terry D., White K. A Tale of Two Theories: A Critical Comparison of Identity Theory with Social Identity Theory// Social Psychology Quarterly. 1995. Vol. 58. Issue 4. P. 255-269.

38 Московичи С. От коллективных представлений - к социальным // Вопросы социологии. М., 1992. С. 83-96; Он же. Социальное представление: исторический взгляд// Психологический журнал. М., 1995. Т. 16. № 1. С. 3-18; Moscovici S. Notes towards a description of social representations // European Journal of Social Psychology. Chichester, 1988. Vol. 18, № 3.

39 Бахтин M.M. Вопросы литературы и эстетики. - M., 1975; Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке. - М., 1993.

40 DijkT. van. Ideology: A Multidisciplinary Approach. - L., 1998; DijkT. van. Ideology and Discourse. A Multidisciplinary Introduction. Internet Course for the Oberta de Catalunya (UOC). - http://www.discourse-in-socicty.orp: Дейк T.A. ван. Язык. Понимание. Коммуникация. - Благовещенск, 2000; Дейк Т.А. ван. Расизм и язык. -М., 1989.

Ж. Лакофф, М. Джонсон41), представления о формировании картины мира и образах (в том числе образе врага) как ее элементах (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев42 и др.), а также социально-психологические методологии исследования механизмов социальной категоризации и стереотипизации (У. Липпман, К. Коэн, С. Фиске, С. Нейберг43 и др.).

Эмпирической базой диссертационного исследования послужили:

1) публикации в центральных газетах «Правда», «Известия» и «Труд» за 1946-1953 г, отражающие официальный политико-идеологический дискурс;

2) официальные документы (речи руководителей страны, официальные заявления, интервью И.В. Сталина), издававшиеся в ежегодном сборнике «Внешняя политика Советского Союза»;

3) Историческая справка «Фальсификаторы истории»;

4) мемуары российских и американских государственных деятелей. Кроме того, для анализа современных форм использования образа внешнего врага в качестве источников был привлечены опубликованные в прессе выступления политических деятелей, статьи, интервью, а также результаты социологических опросов.

При выборе прессы в качестве основного источника мы исходили из представления о том, что в рамках больших неконтактных групп дискурс

41 Lakoff G. The Contemporary Theory of Metaphor // Metaphor and thought. - Cambridge, 1993; Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. - Chicago, 1980. См. также: Chilton P. Security Metaphors: Cold War Discourse from Containment to Common House. - N.Y., 1996; Баранов A.H., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора (материалы к словарю). - М., 1991.

42 Леонтьев А.Н. Образ мира// Избранные психологические произведения, М, 1983. С. 251-261; Выготский Л.С. Мышление и речь // Проблемы общей психологии. - М., 1982; Смирнов С.Д. Мир образов и образ мира // Вестник Московского университета. Сер. 14. Психология. 1981. №3. С.15-29; Петухов В.В. Образ мира и психологическое изучение мышления // Вестник Московского Университета. Серия 14. Психология, 1984, №4. С. 13-20.

43 Lippmann W. Stereotypes // Language in Uniform. A reader on Propaganda / Ed. N.A. Ford. New York, 1967; Cohen C.E. Person categories and social perception: Testing some boundaries of the processing effects of prior knowledge // Journal of Personality and Social Psychology. 1981, №40, P. 441-452; Fiske S.T., Neuberg S.L. A continuum of impression formation, from category-based to individuating processes: Influences of information and motivation on attention and interpretation // Advances in experimental social psychology / Ed. by M. P. Zanna. N.Y., 1990, Vol. 23, P. 1-74. воспроизводится посредством, в первую очередь, СМИ44. Используя прессу в качестве основного источника, мы исходим из того, что в исследуемый период именно пресса была своеобразным «окном в мир» для большинства людей45. Следовательно, именно на основе печатной информации формировались представления о внешнем мире, недоступном личному опыту.

Выбор указанных газет обусловлен их официальным характером. Каждое из изданий являлось центральным печатным органом важнейших институтов советской власти, отвечавших за идеологию: ЦК ВКП(б) - КПСС, Советов депутатов трудящихся и ВЦСПС. Благодаря такому статусу эти газеты получали массовое распространение, то есть в наибольшей степени влияли на формирование общественного образа мира: они имели самый большой тираж, именно на них потом ссылались другие печатные СМИ, эти газеты были в наличии во всех библиотеках страны.

Для выявления образа внешнего врага нами были изучены передовицы указанных печатных изданий за весь рассматриваемый период, а также материалы, посвященные проблемам внешней политики. Всего было просмотрено 4500 номеров газет. Изучение этих источников позволило выявить конкретные способы конструирования образов в рамках идеологического дискурса, а также выявить характерные черты образа внешнего врага периода «холодной войны».

То, что именно эти издания были призваны нести в массы образ внешнего врага, подтверждает следующий факт. Руководствуясь партийными указаниями, заместитель Генерального Секретаря Союза писателей СССР К. Симонов составил и 1 апреля 1949 г. представил в отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) «План мероприятий по усилению антиамериканской

44 McLuhan M. Understanding Media: The Extensions of Man. London., 1964; Van Dijk T. Ideology and Discourse.

45 Lippmann W. Stereotypes // Language in Uniform. A reader on Propaganda / Ed. N.A. Ford. New York, 1967; Wunsch S. Image Research and the Enemy Image: The Soviet Union in Finnish Newspapers during the Winter War (November 30, 1939 - March 13, 1940) // Looking at the Other. P. 75. пропаганды на ближайшее время»46. План предполагал согласованную деятельность газет, радио, ряда издательств, министерств и ведомств для «разоблачения агрессивных планов мирового господства американского империализма, развенчания культуры, быта и нравов современной Америки»47. Ведущим газетам («Правде», «Известиям», «Труду», «Литературной газете», журналу «Большевик») предписывалось «развенчивать басни американской пропаганды о «процветании» Америки, показывать глубокие противоречия экономики США, лживость буржуазной демократии, маразм буржуазной культуры и нравов современной Америки» . Предложенный К.Симоновым план был рассмотрен и одобрен Секретариатом ЦК ВКП(б)49. На его основе были подготовлены проекты постановлений ЦК «О мероприятиях Союза Советских писателей по усилению антиамериканской пропаганды» и «О мерах усиления антиамериканской пропаганды по линии искусства»50.

В другую группу источников вошли официальные документы рассматриваемого периода, издававшиеся в ежегодном сборнике «Внешняя политика Советского Союза». Данный сборник, включающий в себя собрание всех государственных документов и материалов по внешней политике СССР с 1945 по 1950 год, был издан в 1952-1953 гг. в 8 томах. Изучение этой группы источников позволило получить представление об официальной картине мира в трактовке политического руководства страны.

Следующей группой источников стали речи лидеров государства, официальные заявления, интервью51. Данные источники также получали

46 Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 132. Д.224. С.48-52 / Цит. по: Николаева Н.И. Советская литература и искусство в антиамериканской пропаганде // Новая и новейшая история: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 19. Саратов, 2000. С. 162-163.

47 Там же. С. 48.

49 Там же. С. 53.

50 Там же. Д. 234. С.50.

51 Жданов А. О международном положении: Доклад, сделанный на Информационном совещании представителей некоторых компартий в Польше в конце сентября 1947 г. М., 1947; Молотов В.М. Вопросы внешней политики: Речи и заявления. Апрель 1945 - июнь 1948 гг. М., 1948; Совещание информационного бюро коммунистических партий в Венгрии во второй половине ноября 1949 г. М., 1949; Сталин И.В. Речь на массовое распространение (помещались в центральной прессе, издавались в форме отдельных брошюр и т.п.), и потому их использование было продиктовано теми же соображениями, что и в случае печатных СМИ.

Наконец, к отдельному типу источников можно отнести историческую справку «Фальсификаторы истории», вышедшую в 1948 г. и претендующую на научно-исторический анализ причин прошедшей войны. История создания этого документа следующая: в 1948 г. госдепартамент США издал сборник трофейных документов о советско-германских отношениях кануна войны, включив в него и тексты секретных протоколов пакта Молотова -Риббентропа. В ответ на эту «идеологическую диверсию» США по указанию министра иностранных дел СССР Молотова была создана историческая справка «Фальсификаторы истории», в которой была дана советская версия причин войны и названы основные виновники. Этот документ также несет в себе официально утвержденную картину мира, в том числе образа врага. Его выбор определялся тем, что на многие годы версия, изложенная в «Фальсификаторах истории», стала одним из источников постоянно воспроизводимых в идеологическом дискурсе представлений.

Использование в качестве одной из групп источников мемуаров52 современников изучаемого в работе периода позволило составить представление о целенаправленном характере формирования образа внешнего врага.

При выборе хронологических рамок исследования мы исходили из того, что именно в 1946-1953 гг., на начальном этапе «холодной войны», была сформирована та система представлений, которая на несколько десятилетий определила картину мира целого общества, предопределила как предвыборном собрании избирателей Сталинского округа г. Москвы 9 февраля 1946 года. М., 1946; Внешняя политика Советского Союза: Документы и материалы. В 8 т. М., 1952-1953.

52 Корниенко Г.М. Холодная война: Свидетельство ее участника. М., 1995; Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2-х т. М., 1971; Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997; Коваль К.И. Последний свидетель. «Германская карта» в холодной войне. М., 1997; Achcson D. Present at the Creation: My Years in the State Department. New York, 1969; Off the Record: Private Papers of Harry S. Truman // Ed. by R.H.Ferrell. New York, 1980; Truman G. Memoirs ofHarry S.Truman. Vol. 1-2. Bungay, 1955-1956. внешнюю, так и внутреннюю политику СССР, а следовательно и общую ситуацию на глобальном уровне. Отправной точкой исследуемого временного отрезка мы выбрали речь Сталина, произнесенную в Большом г ^ театре 9 февраля 1946 г. , в которой была высказана мысль о том, что пока империализм существует, силы, приведшие ко Второй Мировой войне, могут привести к новой войне. Речь Сталина вернула в оборот понятие «империализм», то есть, что особенно важно для нас, задала направление для формирования нового, послевоенного дискурса. Вождь напомнил, что, в соответствии с ленинской теорией, именно противоречия внутри империалистического мира приводят к войне. При этом он подчеркнул, что послевоенный империализм будет еще более нестабильным и склонным к насилию. Этот тезис впоследствии стал одним из центральных в советской пропаганде. С окончанием правления Сталина и прекращением Корейской войны закончился этап становления картины мира образца «холодной войны».

Научная новизна диссертационного исследования обусловлена тем, что в нем: раскрыто значение конструирования образа внешнего врага для укрепления идентичности социальной группы в условиях трансформации внешней среды и изменения характера межгрупповых взаимодействий; выявлены и систематизированы социальные и социально-психологические механизмы, лежащие в основе конструирования политически значимых образов, в том числе и образа внешнего врага, выявлены методы и показана общая схема конструирования образа внешнего врага; показано влияние открытости/закрытости социума на способы конструирования внутри него социальной реальности, в том числе образа врага; в частности, проанализированы особенности механизмов

53 Сталин И.В. Речь на предвыборном собрании избирателей Сталинского округа г. Москвы 9 февраля 1946 года. М., 1946. конструирования образа врага в закрытом социуме (на примере советского общества 1946-1953 гг.); проанализированы явные и латентные функции образа внешнего врага, выявлена его амбивалентность, функциональность и дисфункциональность; показано, что дисфункциональность образа внешнего врага проявляется тогда, когда он перестает соответствовать меняющемуся внешнему окружению и идентичности группы; показано, что при изменении внешних условий механизмом смены отношения к социальной группе является конструирование нового «воображаемого сообщества», восстанавливающего непротиворечивость и целостность картины мира (на примере формирования образа врага из бывшего союзника - США - после окончания Второй мировой войны); показана специфика формирования образа врага как симулякра в условиях формирования современных открытых обществ; осуществлен анализ идеологических текстов начала «холодной войны» с помощью современных методов изучения дискурса.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В основе конструирования образа внешнего врага лежат механизмы социальной категоризации и стереотипизации, позволяющие определить параметры разделения мира на «своих» и «чужих» и закрепить в общественном сознании враждебное отношение к определенным Они-группам. При этом функциональность образа внешнего врага в качестве фактора закрепления солидарности и идентичности Мы-группы в значительной степени предопределяется уровнем закрытости/открытости социума.

2. Конструирование образа внешнего врага предполагает создание образа «другого» на основании общественно значимой категории и одновременное управление следующими процессами: а) акцентирование опасностей, угрожающих данному социуму извне; б) формирование представлений о конкретной опасности, или вреде, который наносится или может быть нанесен; в) стереотипизация представлений о «другом» как инициаторе и источнике этой опасности. В обобщенном виде это можно представить в виде следующей формулы: «конструирование образа внешнего врага предполагает единство враждебного «другого» и опасности».

3. Наличие адекватного образа внешнего врага как определенного социального факта (Э. Дюркгейм) повышает не только внутреннюю солидарность, но и управляемость социума, вследствие чего в закрытых и тоталитарных обществах конструирование и поддержание в сознании людей образа врага является распространенным элементом политики правящих элит, полагающих, что таким образом можно укрепить власть, сохранить социетальные качества социума.

4. Характерные особенности образа внешнего врага периода «холодной войны» заключаются в следующих принципиальных моментах. Во-первых, для выделения «другого» используется представление о враждебной классовой сущности мирового, и прежде всего американского империализма. Во-вторых, основным методом конструирования представления о внешней угрозе становится использование ассоциаций с нацистским режимом, причем пришедший ему на смену враг изображается более опасным и коварным: от него исходят угрозы атомной войны, ему приписывается вина за разжигание всех конфликтов между народами, включая и прошедшею войну. В-третьих, представления об использовании противником любых средств и маскировке им своих враждебных намерений способствуют ограждению формируемой картины мира от фактических несоответствий. В-четвертых, формируется представление о том, что враг является источником «наших» бед в прошлом (Великая Отечественная война), настоящем (социальные трудности) и в будущем (третья мировая война). В-пятых, утверждается, что нет проблем, с которыми бы «мы» не справились, «мы», по определению, лучше и сильнее «их». Такой подход также позволяет усилить нарциссизм и тем самым укрепить внутригрупповую идентичность.

5. Изымание понятия «союзники» из дискурса привело к уходу этого «значимого другого» из субъективной реальности, что и произошло в рассматриваемый период с переосмыслением образа США. Отсюда следует, что задача радикального изменения отношения к тому или иному социуму может быть решена путем создания симулякра с новыми качествами.

6. Однажды сконструированный образ внешнего врага становится устойчивым элементом картины мира данного социума, обладает инертностью, способностью сохраняться в общественном сознании в течение длительного времени. Однако в современной социокультурной динамике, приобретающей характер нелинейного, открытого развития, такой инертный образ достаточно быстро устаревает, становится дисфункциональным, вносит противоречия в картину мира, подрывает идентичность и в конечном счете играет дезорганизующую и дезадаптирующую роль.

7. В открытых обществах различия между социумами принимают не столько реальный, сколько знаковый характер. Знаковые идентичности, базирующиеся на сконструированных образах врага, все более «берутся из знаков, из обобщенного кода знаков» (Ж. Бодрийяр). Если в начальный период «холодной войны» образ внешнего врага имел совершенно конкретное геополитическое наполнение и подкреплялся реально существующим в общественном сознании в условиях закрытого общества разделением Мы и Они-групп, то в открытых обществах ситуация меняется. Не существует «арочной» (Т. Лукман), всеохватывающей идентичности «Мы», процесс формирования идентичностей носит неявный и плюралистичный характер. Образ врага тоже приобретает знаковый характер, не соотносимый с реальными группами. Его содержание флуктуирует, тем самым образ врага оказывается более «воображаемым, симулятивным», чем реальными.

Научно-практическая значимость работы

Разработка проблемы, исследованной в диссертации, и полученные результаты способствуют углублению знаний о природе и методах формирования как социально-политических представлений в целом, так и образа внешнего врага в частности.

Методологические положения исследования могут быть полезны при изучении особенностей современного общественного сознания, работы СМК, а также при разработке и проведении кампаний по формированию политически значимых образов. Материал данной работы может быть также использован в процессе преподавания социологии политики.

Апробация основных выводов диссертационного исследования

Основное содержание и выводы диссертационного исследования излагались на заседаниях кафедры социологии МГИМО (Университет) МИД России, кафедры общей политологии и специальных политических дисциплин Российского государственного гуманитарного университета, а также на межвузовских научных конференциях. Они также представлены в статьях и в тезисах нескольких конференций.

Структура диссертационного исследования обусловлена поставленными задачами. Диссертация состоит из введения, двух глав (разделенных на параграфы), заключения и списка использованных источников и литературы.

Наличие адекватного образа внешнего врага как определенного социального факта способствовало повышению не только внутренней солидарности, но и управляемости советского социума, и именно поэтому конструирование и поддержание в сознании людей образа врага было важным элементом государственной политики, направленной на сохранение однородности советского общества и укрепления власти существующего режима. В рамках советской идеологии в начальный период «холодной войны» образ врага официально закрепился за США: в качестве общности, имеющей иную классовую сущность, США определялись как «другой», а в связи с непримиримостью классовых противоречий - как враг.

В послевоенный период советская пропаганда начинает формирование новой реальности, и способы этого формирования сходны с общими основаниями конструирования образа мира. На основе механизмов категоризации групп, идентификации и стереотипизации создается представление об Они-группе как об общности во всех отношениях худшей,

337 См., например: России угрожает олигархический переворот. Доклад Совета по национальной стратегии. -http://www.utro.ru/articles/2003/05/26/201631 .shtml чем «наша». Категоризация производится на основании идеологически значимо фактора - классовых противоречий, а также социокультурного фактора, заключающегося в данном случае в использовании представлений о войне, причем за образом абстрактной войны, как правило, встает образ войны Великой Отечественной, со всеми соответствующими коннотациями. Стереотипизация позволяет создавать и использовать обобщенные образы групп, сформированных путем категоризации, наделяя их определенными характеристиками.

Содержание этих характеристик в отношении Они-группы определяет задача формирования внешнего врага в лице США. Образ врага образца «холодной войны» формируется путем выстраивания представлений о преемственности современного американского империализма с германским фашизмом и на развитии темы об империализме как источнике войн. Особенностью советской пропаганды становится своеобразная интерпретация такой черты образа врага, как его вина во всех «наших» бедах - эти беды существуют только в прошлом и в будущем, в настоящем же от врага страдают другие группы, но не «наша» общность. Своеобразной также является советская трактовка демонической сущности врага - она выстраивается через представление о враге как о центре мирового зла.

Сконструированный образ врага выполнял как явные, так и латентные функции. Его использование способствовало мобилизации советского социума в определенных исторических условиях, но в дальнейшем большое влияние стали оказывать латентные функции этого образа, оказавшиеся дисфункциональными в условиях динамично меняющегося мира.

Заключение

Целью настоящего исследования являлось изучение формирования образа внешнего врага и составляющих его элементов, а также механизмов его внедрения на материалах послевоенной советской пропаганды. Исходным положением работы стало представление об образе врага как элементе целостной системы представлений о мире - образа, или картины мира. В связи с этим формирование образа врага мы рассматривали как процесс, протекающий в рамках и под влиянием более общего процесса - формирования картины мира, в том числе социально-политического мира. В начальный период «холодной войны» в советском политическом дискурсе этот процесс выражался в официальном разделении мира на два противостоящих лагеря социализма и агрессивного империализма. Все явления конструируемой реальности концептуализировались путем обозначения их отношений к этим двум базовым категориям, которые выведены, в свою очередь, из постулатов о существовании общественных классов и политических формаций.

Процесс конструирования образа внешнего врага является частью общего процесса формирования образа мира. Содержательная часть образа мира, являющегося структурным элементом индивидуального сознания, может быть навязана извне, что и используется в политической борьбе за власть над массовым сознанием.

В процессе решения первой из поставленных в исследовании задач было проанализировано значение образа внешнего врага для конструирования социальных общностей и формирования их идентичностей, в том числе выявлены основания существования образа врага в структуре индивидуального и группового сознания. В рамках определения отправных точек исследования мы пришли к выводу о том, что то или иное явление социального мира, в том числе и внешний враг, создается на основе определенного видения мира, борьба за определение которого на массовом уровне является сущностью политической власти. Выражением этой борьбы становится идеология, которая по сути своей является моделью образа мира.

Наличие адекватного образа внешнего врага как определенного социального факта (Э. Дюркгейм) повышает не только внутреннюю солидарность, но и управляемость социума, вследствие чего в закрытых и тоталитарных обществах конструирование и поддержание в сознании людей образа врага является элементом политики правящих элит, стремящихся укрепить власть и сохранить социетальные качества социума.

Процесс конструирования реальности необходимо рассматривать в двух плоскостях. Как было показано в Главе I, структура образа мира, существующего в сознании индивида, во многом определяется характеристиками индивидуального сознания, но его содержание может быть целенаправленно сформировано, и такое формирование, т.е. пропаганда, является одной из основных форм политической деятельности. Это связано прежде всего с тем, что любая неконтактная группа, в том числе политически значимая, тоже существует только при условии разделения ее членами определенной картины мира.

В рамах решения второй задачи по выявление социальных и социально-психологических особенностей формирования образа врага в индивидуальном, групповом и общественном сознании в теоретической части исследования были подробно рассмотрены характеристики сознания, относящиеся к процессу восприятия реальности (категоризация, идентификация, ингрупповой фаворитизм, групповой нарциссизм, межгрупповая дискриминация, стереотипизация). Было выявлено, что эти свойства не зависят от среды, в которой находится индивид, не исчезают с изменением социальной структуры общества. Для проблематики настоящего исследования важно, что потребность человека принадлежать к какой-либо общности, а также связанное с ней стремление воспринимать свою группу в более благоприятном свете по отношению к «Они-группе», создают предпосылки для выделения образа «другого», который бы удовлетворял эту потребность. На основе механизмов категоризации групп, идентификации с Мы-группой и стереотипизации создается представление об «Они-группе» как об общности во всех отношениях худшей, чем «наша». Категоризация производится на основании идеологически значимо фактора - классовых противоречий, а также социокультурного фактора, заключающегося в исследуемом случае в использовании представлений о войне, причем за образом абстрактной войны, как правило, встает образ войны Великой Отечественной, со всеми соответствующими коннотациями. Стереотипизация позволяет создавать и использовать обобщенные образы групп, сформированных путем категоризации, наделяя их определенными характеристиками.

Был сделан вывод о том, что в основе конструирования образа внешнего врага лежат механизмы социальной категоризации и стереотипизации, позволяющие в процессе коммуникации определить параметры разделения мира на «своих» и «чужих» и закрепить в общественном сознании враждебное отношение к определенным Они-группам. При этом функциональность образа внешнего врага в качестве фактора закрепления солидарности и идентичности Мы-группы в значительной степени предопределяется уровнем закрытости/открытости социума.

На уровне социально-политической идентификации эти процессы приобретают формы, не свойственные другим уровням межгруппового взаимодействия. Действительно, государство, обладающее монополией на насилие, в том числе и символическое, способно создать и транслировать формализованные, кодированные, претендующие на универсальность и научность системы категоризации.

Формой построения адекватной и разделяемой с другими картины мира является дискурс: для конструирования и воспроизводства общности необходимы конвенциональные значения - согласованные интерпретации тех или иных социальных объектов и событий. Основным источником образов, на которые мог бы ориентироваться индивид в процессе конструирования социально-политической реальности, становится государственная идеология, предлагающая свою концепцию образа мира, неотъемлемой частью которого является образ врага. Наиболее полно раскрыть образное содержание идеологических текстов позволил комплексный методологический подход, в рамках которого мы использовали наработки различных научных школ.

В рамках решения задачи по разработке методики анализа идеологического текста, направленного на формирование образа врага была выработана собственная схема изучения источников. При анализе источников мы использовали теоретико-методологический инструментарий теории социальных представлений, теории дискурса и теории метафоры. Выдвинутая в качестве гипотезы формула формирования образа врага «значимое отличие + воспринимаемая угроза» получила подтверждение как на теоретическом материале, изложенном в Главе I, так и на эмпирическом материале Главы И. Был сделан вывод, что методы конструирования образа внешнего врага можно разбить на две основные группы. С одной стороны, это формирование образа «другого» на основании общественно значимой категории. С другой стороны, одновременно должно осуществляться формирование представлений о системной угрозе, несущей опасность всей общности, что предполагает управление следующими процессами: а) акцентирование опасностей, угрожающих данному социуму извне; б) формирование представлений о конкретной опасности, которая наносится или может быть нанесена; в) стереотипизация представлений о «другом» как инициаторе и источнике этой опасности.

Исследование источников с помощью разработанного метода позволило решить следующую задачу исследования - выявление особенностей построения образа внешнего врага в советской печатной пропаганде в рамках case study периода 1946-1953 гг. Были выявлены конкретные черты этого образа, а также общие характеристики картины мира, служившей основой для формирования политически значимых образов.

Для выделения «другого» используется представление о враждебной классовой сущности мирового, и прежде всего американского империализма. Формирование представлений о капиталистическом мире, возглавляемом западными державами, как о «другом», производится в идеологических текстах как путем прямого противопоставления на основе различных общественно значимых критериев (благосостояние граждан, уровень культуры, стремление к миру или войне), так и за счет создания в рамках одного информационного повода противоположных образов Мы-группы и Они-группы. Причем противопоставление применяется абсолютно ко всем сферам жизнедеятельности. Любая тема дает пищу для выстраивания очередного сравнения не в пользу «другого», то есть для межгрупповой дискриминации. При этом конструирование образов основывается на методе объективации абстрактных и незнакомых социально-политических явлений через образы, близкие личному опыту (например, агрессивная милитаристская политика объективируется через представления об ужасах войны). Эмоциональное наполнение образа «другого» достигается за счет определенных способов подачи идеологической информации - контраста, противопоставления, преувеличения, использования метафор. Отрицательный образ «другого» становится основой для дальнейшего формирования образа внешнего врага.

Для того, чтобы был сформирован не просто образ «другого», а образ врага, необходимо создать представление об исходящей от него угрозе, направленной на Мы-группу. На межгосударственном уровне для этих целей как нельзя лучше подходит образ войны, так как война - высшая степень угрозы государству. В советской пропаганде в рассматриваемый нами период этот метод активно используется еще и потому, что война в это время является понятием не абстрактным, а волне конкретным, из сферы обыденного сознания.

Во время войны образ врага актуализируется через образ фашистской Германии и лично Гитлера. Так как с окончанием войны враг побежден, и другого военного агрессора не существует, появляется новая категория, названная «поджигатели войны». Новый образ связан как с войной, так и с капитализмом, - и его можно назвать настоящей находкой с точки зрения сведения идеологии и недавнего социального опыта в одну непротиворечивую картину мира. Естественно, что именно «поджигатели войны» (позже, в связи с нагнетанием угрозы новой войны, ударение переносится на нее - появляется формулировка «поджигатели новой войны») являются главными претендентами на образ нового внешнеполитического врага. В 1949 году эта категория эволюционирует в «американских поджигателей войны», «главных поджигателей войны - американских империалистов».

Ассоциации с гитлеровским режимом строятся по двум основным направлениям: во-первых, путем обвинения в поддержке гитлеровского режима и его агрессивных устремлений, и во-вторых, нынешняя политика государств сопоставляется с политикой Гитлера, правящие круги называются его преемниками, стремящимися к возрождению нацистской Германии, насаждающими фашизм и творящими не менее ужасающие зверства. Соответственно, экспансионистская политика западных империалистов (в последствии с акцентом на США) также служит примером разительного сходства с политикой Гитлера. Более того, нацистская Германия также, в соответствии с официальной версией, становится порождением этих сил. Возлагая всю вину за развязывание войны на ведущие западные державы, официальная пропаганда тем самым представляет эти страны еще более опасным врагом, чем была гитлеровская Германия.

Враг оказывается источником всех бед и носителем ценностей, противоположных «нашим». Следовательно, он является воплощением зла. В рамках советской идеологии не используются образы дьявола и вселенского Зла, но демонизация врага все равно имеет место и проводится другими способами. Нам удалось выявить следующие представления, формируемые с указанной целью:

Представление о враге как о центре всех преступных заговоров;

Представление о целенаправленном совершении чудовищных, зверских преступлений;

Представление о враге как о центре мирового фашизма;

Стремление к уничтожению человечества;

Представление о слабости врага.

При этом, несмотря на представление об обреченности империализма, в идеологическом дискурсе всегда сохраняется некое напряжение, призванное вызывать не только уверенность в победе над врагом, но и страх перед ним.

Типичное представление о враге как об источнике всех «наших» бед приобретает в советской пропаганде своеобразное толкование, связанное с особенностями картины мира. В рамках исследуемых источников формируется представление о том, что у «нас», у Советского государства, в настоящее время нет серьезных проблем (они не отражены в идеологическом дискурсе), то есть враг не является источником «наших» бед в настоящем. «Они» являются источником наших бед в прошлом (Великая Отечественная война) и в будущем (третья мировая война). В настоящем же у «нас» серьезных внешних проблем, с которыми бы «мы» не справились, нет и быть не может (в связи с тем, что «мы» по определению лучше и сильнее «их»). «Они» не могут причинить «нам» реального зла, хотя постоянно пытаются это сделать. Жертвами империалистов становятся три группы, также являющиеся составными частями идеологической картины мира: это - по мере удаления от центра вражеского лагеря - трудящиеся капиталистического лагеря, попавшие в его орбиту страны третьего мира, а также страны народной демократии.

Путем разделения лагеря на две части (которое проявляется уже в назывании - «СССР и страны народной демократии») достигается двойной эффект: к Мы-группе, которая сужается до советского государства, применяется принцип превосходства над врагом и неуязвимости. Такой подход также позволяет усилить групповой нарциссизм и тем самым укрепить внутригрупповую идентичность. Одновременно оставшаяся часть «нашего» лагеря становится жертвой происков врага, что позволяет сохранить ощущение окружающей «нас» угрозы.

Проблема быстрого превращения США из союзников во врага в рамках советской идеологической картины мира была проинтерпретирована с помощью теоретического положения, в соответствии с которым в социальных представлениях существует только та реальность, которая названа. Если при отсутствии личного опыта формированию представлений служат категоризация и называние, то изымание понятия «союзники» из дискурса приводит к уходу этого «воображаемого сообщества» из идеологической реальности. В рамках групповых представлений есть некая группа «союзники», и они не могут быть врагом по определению, и есть понятие «империалисты», и в связи с тем, что это разные слова, за ними стоят разные образы, они в итоге обозначают разные группы, по-разному относящиеся к «нашей» общности. Получается, что «наши американские союзники» и «американские империалисты» - это два самостоятельных образа, и один относится к друзьям, а другой - к врагам. То есть задача радикального изменения отношения к тому или иному социуму может быть решена именно путем создания новой «воображаемой общности», симулякра с новыми качествами.

Анализ материалов печатной пропаганды начального периода «холодной войны» позволил детализировать общую схему конструирования образа врага путем выделения черт, присущих образу внешнего врага как элементу картины мира.

Если для образа «другого» более важны критерии членства в группе и позиции (на этом этапе важно определить прежде всего, чем «они» отличаются от «нас»), то для образа врага, как показывает изучение источников, центральными оказываются критерии целей и деятельности. Действительно, представление об угрозе, которое, как мы утверждаем, является одним из условий формирования образа врага, предполагает некую целенаправленную деятельность со стороны врага, которая несет опасность «нашей» общности: ее ценностям, ее жизнедеятельности, ее существованию.

Цели вражеских сил характеризуются, во-первых, своей прямой противоположностью «нашим» благим целям, а во-вторых, своей агрессивной направленностью против «нас». Деятельность внешнего врага имеет две основные характеристики. Во-первых, согласно рассмотренным в Главе I теоретическим характеристикам образа врага, все, что враг ни делает, он делает нам назло. Во-вторых, если судить по материалам советской пропаганды, враг неразборчив в средствах достижения своих «гнусных целей», то есть не гнушается никакими способами так или иначе навредить «нашей» общности.

Такая установка удерживает восприятие в рамках формируемой картины мира: она позволяет трактовать соответствующим образом любые акции представителей враждебной Они-группы - как внешнеполитические, так и внутренние. То есть гарантируются межгрупповая дискриминация и воспринимаемая угроза, необходимые для поддержания образа «другого» и образа врага. Представления об «использовании всех средств» и «маскировке» своих истинных намерений являются еще одной важной находкой: они служат поддержанию и воспроизведению формируемой картины мира, ограждая ее от угрозы фактических несоответствий.

Результаты анализа образа внешнего врага в рамках case study позволили наметить возможности для изучения влияния образа внешнего врага на сознание современного российского общества.

Однажды сконструированный образ внешнего врага становится устойчивым элементом картины мира данного социума, обладает инертностью, способностью сохраняться в общественном сознании в течение длительного времени. Однако в современной социокультурной динамике, приобретающей характер нелинейного, открытого развития, такой инертный образ достаточно ~ быстро устаревает, становится дисфункциональным, вносит противоречия в картину мира, подрывает идентичность и в конечном счете играет дезорганизующую и дезадаптирующую роль.

В открытых обществах различия между социумами принимают не столько реальный, сколько знаковый характер. Знаковые идентичности, базирующиеся на сконструированных образах врага, наполняются любым содержанием в зависимости от необходимости. Если в начальный период «холодной войны» образ внешнего врага имел совершенно конкретное геополитическое наполнение и подкреплялся реально существующим в общественном сознании в условиях закрытого общества разделением Мы и Они-групп, то в открытых обществах ситуация меняется. Не существует всеохватывающей идентичности «Мы», процесс формирования идентичностей носит неявный и плюралистичный характер. Образ врага тоже приобретает знаковый характер, не соотносимый с реальными группами. Его содержание флуктуирует, тем самым образ врага оказывается более «воображаемым, симулятивным», чем реальными.